Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "Х"

1. Для чего идет снег

Входимость: 2. Размер: 22кб.

Часть текста: башмаками девочки, пробежавшей из ворот в молочную лавочку. Два гимназиста, шатаясь по тротуару, толкали друг друга на сугроб. Снежные мухи крутились у фонаря. Николай Иванович, засунув руки в глубокие карманы шубы, медленно шел по этим местам. На носках его калош прилипло по кучечке снега. Снежинка села на шею и щекотной каплей потекла за воротник. Ширк-ширк-ширк, – мела метла за углом. Неяркое небо, задернутое ровной пеленой облаков, мягко светилось над переулком. «Ну, вот зима, ну, снег, ну, я иду, а вон собака! Нудно, тихо, убого, – думал Николай Иванович. – Самобытное и единственное, что здесь только и возможно делать, – забраться на лежанку и задремать, слушать, как мурлычет кот». Николай Иванович возвращался из кофейни, где ежедневно проводил некоторое время, рассматривая журналы, попивая кофе с лимончиком. «Ничего дельного из нас никогда выйти не может. Снег, да шубы, да лень, да праздная фантазия. А ведь сейчас где-нибудь идет пароход. Две прозрачные волны разлетаются перед его носом. Вода и небо. И вдалеке виден...

2. Человек в пенсне

Входимость: 1. Размер: 37кб.

Часть текста: дверь. Оглядываясь на холодное море, на низкие облака, летящие растерзанными клочьями над серой водой, он поморщился и поправил пенсне. Плащ его надувало ветром, и голые ветви тополя свистели жалобно, как розги. Затем он вошел в сырую и нетопленную дачу, взглянул на несколько пейзажиков с камнями и лодками, на прошлогодний календарь, пожелтевший на двадцать третьем августа, и, не снимая шляпы, сел на оттоманку, с нее сейчас же поднялась пыль. Немного погодя он сказал: - Затопите печи! Дворник-татарин, бухнувший в столовой на пол последнюю корзинку с книгами, ответил: "Хорошо" - и ушел. Приезжий остался один. Подвернув под себя ногу, закурил и принялся глядеть в пыльное окно, за которым качалось голое дерево. Моря не было видно, но глухой шум его наполнял весь дом. Наступали сумерки. Папироска между пальцами, лежащими на колене, погасла. Приезжий зевнул холодным, сдержанным зевком так, что чуть-чуть стукнули зубы. ....................................................................... Часами тремя раньше в соседнюю одноэтажную дачку въехала молодая женщина с няней и двумя девочками, одетыми в синие полушубки. Часа три продолжалась суета и беготня на даче. Сейчас там был уже зажжен свет, постланы детские постели, в столовой кипело молоко; к...

3. Семь дней, в которые был ограблен мир

Входимость: 1. Размер: 74кб.

Часть текста: Игнатий Руф, восемнадцать человек команды, вышла в 16,30 в направлении юго-запад". Несколько зевак равнодушно проводили стройные паруса "Фламинго" утонувшие за горизонтом. Да еще два сероглазых парня-грузчика, сопя трубками за столиком кофейни, на набережной, сказали друг другу: - Билль, если бы "Фламинго" пошла на увеселительную прогулку, то были бы дамы на борту. - Я тоже так думаю, Джо. - Билль, а ведь недаром целая шайка репортеров вертелась с утра около яхты. - Я такого же мнения, - недаром. - А знаешь, вокруг чего они больше всего вертелись? - Ну-ка, скажи. - Вокруг этих длинных ящиков, которые мы грузили на "Фламинго". - Это было шампанское. - Я начинаю убеждаться, что ты глуп, как пустой бочонок, Билль. - Не нужно, чтобы я обижался, Джо. Ну-ка, по-твоему, что же было в длинных ящиках? - Если репортеры не могли разнюхать, что было в ящиках, значит никто этого не знает. А, кроме того, "Фламинго" взяла воды на три недели. - Тогда, значит, Игнатий Руф что-то задумал. Не такой он человек, чтобы даром выкинуть за борт три недели. Так поговорив, оба парня отхлебнули пива и, упираясь голыми локтями о столик, продолжали сосать пенковые трубки. "Фламинго" под всеми парусами, слегка накренясь, летела наискосок сине-зеленым волнам. Матросы в широких холщевых штанах, в белых фуфайках и белых колпачках с кисточками лежали на полированной палубе, поблескивающей медью, поглядывали на поскрипывающие реи, на тугие, как струны, ванты, на прохладные волны, разлетающиеся под узким носом яхты на две пены. Рулевой, крепколицый швед, сутуло стоял на штурвале. Огненно-рыжую...

4. Буря

Входимость: 1. Размер: 45кб.

Часть текста: казаться, что от танцующих исходят, как паутина, ниточки, запутывают и томят, что эти ниточки – темные силы, просочившиеся из самых глубоких погребов сознания в кровь, и что это совсем не веселый танец танго. Но едва ли Василий Васильевич сознавал все-таки, что думает: он был, как никто из участников этого рождественского бала в загородном дому князя Красносельского, взволнован и влюблен; не мигая и не отрываясь, он уже давно следил за Еленой Павловной Ходанской. Она была в оранжевом платье с черными кружевами на боках, плечи ее были опущены, как от сильного утомления, маленькая голова на высокой шее слегка запрокинута; на нее было больно и тревожно смотреть; ее кавалер, драгун Красносельский, с прекрасным, очень холодным лицом, в конце третьего тура сбился, покраснел и ласково усмехнулся; Елена Павловна подняла на него темные глаза, брови ее задрожали, обнаженная рука пододвинулась ближе к его плечу. Василий Васильевич понял: если теперь же, до двенадцати часов, он не скажет ей всего, больше не стоит жить; уже три месяца он думает о ней, трусит, не смеет признаться; в полночь начнется томительный ужин, она сядет, конечно, с Красносельским, затуманенная и обольстительная. Василий Васильевич решился. Без четверти двенадцать он вошел в маленькую гостиную; у морозного окна стояла Елена Павловна и, глядя на сосны, едва различимые, покрытые снегом, озаренные месяцем, кажется, плакала. – О чем вы? – спросил Василий Васильевич так нежно, что она сейчас же обернулась и положила ему руку на рукав фрака. Она ответила, что не знает, отчего плачет, что устала и ей представилась близкая смерть. Василий Васильевич принес воды в запотевшем стакане, дал отпить и, глядя на зигзаг ковра, наморщив ...

5. Месть

Входимость: 1. Размер: 27кб.

Часть текста: бородкой. Оглянув себя, поморщился… – А вас, Александр Петрович, ждут… Барон уж три раза спускался сюда, – все не едете, – густым голосом сказал швейцар. – Все в сборе? – Только вас и дожидаем. Александр Петрович Сивачев взбежал по красному ковру лестницы, на второй площадке потрогал сердце, нахмурился… «Так нельзя, проиграю. – Он лениво опустил веки, поднялся еще на один пролет и нажал ручку тяжелой двери. – Ужели удача? Да, иначе быть не может, иначе…» В длинном и низком зале спортивного клуба, громко разговаривая, ходили молодые люди в черных визитках, в студенческих сюртуках, в гимнастических фуфайках. Из конца в конец шнырял короткий и крючконосый барон Зелькен, блестя глазами подагрика и пломбами зубов. Все, и особенно Зелькен, были взволнованы: сегодня на пари в тридцать пять тысяч состязались князь Назаров и Сивачев. Князь был богат; отец его, суконный фабрикант, купил в свое время в Италии титул и завещал сыну раз и навсегда показать, какие такие есть на свете князья Назаровы. Александр Сивачев жил, как уверяли друзья, «на проценты со своих долгов». Сегодняшнее пари было решающим для него: выигрывая его, он выигрывал жизнь. Проигрыш – гибель. Князь, одетый в клетчатое, просторное, как мешок, платье, долговязый, с оттянутым подбородком, стоял поодаль у стены и лениво переминался, стараясь гримасами показать двум своим постоянным льстецам, Жоржу и Шурке, что они такие же свиньи, как и все люди вообще. – В сущности это почти дуэль, – сказал Жорж. – А не хотел бы я быть на месте Сивачева, – сказал Шурка. – Он сам виноват, таких учат, – брезгливо ответил князь. На щеках у него выступили красные пятна, глаза забегали: в зал вошел Сивачев. Он извинился за опоздание и с улыбкой поклонился князю; тот...