Картина восьмая
Летний сад в месте скрещения Невы с Фонтанкой. Угол летнего дворца. За садовым столом – Петр с трубкой. Около – строительные рабочие, подрядчик, инженер.
Петр (подрядчику). С божьей помощью, с божьей помощью! Ты не виляй с божьей помощью… (Указывает на развернутый план города.) На мысу Васильевского острова ставим Академию наук и рядом Камер-коллегию. За ними – поперек, на запад по компасу и вдоль острова, с норда на зюйд – роем каналы.
Старик рабочий. Вода-то, слышь, поднимется в наводнение, – по каналам ей способнее разливаться… Это правильно, Петр Алексеевич…
Петр . Землею из тех каналов на Васильевском острове будем поднимать набережные берега.
Подрядчик . Ох, работ много, справимся ли…
Петр . Надо – справишься, а не справишься – жалеть будешь.
На площадку выбегают, играя в жмурки, Екатерина, Ольга, Антонида, Авдотья и несколько фрейлин, Меншиков, Шереметев, Буйносов, Шафиров, Ягужинский, Поспелов и несколько молодых офицеров. Две девочки – Елизавета и Екатерина – подбегают к Петру.
Екатерина-дочь. Фатер, ком шпилен, ком, ну, пожалуйста…
Елизавета . Папа, алён жуе авек ну… Петр. Сейчас, приду, бегите, бегите…
Девочки отбегают к играющим.
Екатерина (поймала Шереметьева, срывает с него платок). Господин фельдмаршал! Зачем поддаетесь?.. Вам гореть…
Шереметев . Горю, государыня, горю…
Екатерина . Горю, горю… Дайте завяжу вам глаза покрепче, Борис Петрович.
Шереметев . Игра отменная.
Екатерина . Игра отменная. Ловите…
Шереметев . Где уж мне… ловить пойманное… (Идет с завязанными глазами.)
Все разбегаются. Екатерина садится на скамью.
Екатерина . Уморилась.
Буйносов (около скамьи). Не приставай ты с глупостями.
Авдотья . Оставь меня. От излишнего пота, государыня матушка, шалфей надо пить.
Буйносов . Ну, что ты несешь, помолчи. Авдотья.
Авдотья . Оставь меня, я статс-дама, что хочу, то и говорю.
У скамейки появляется Шереметев.
Екатерина. Горю, горю… (Убегает.)
Авдотья и Буйносов уходят за ней. Со стороны Невы появляется Абдурахман, в офицерском мундире, с кортиком. Подходит к Петру.
Петр . Здорово, Абдурахман. Вчерась прибыл?
Абдурахман. Яхта «Не тронь меня» благополучно бросила якорь в Кронштадте, особых происшествий не было, в Штетине ваш посол передал мне на борт запечатанное письмо. (Подает.)
Петр (инженеру и рабочим). Идите. Около бельведера стоит солдат, попросите у него по чарке водки и по огурцу.
Голоса . Спасибо, Петр Алексеевич.
Инженер, подрядчик и рабочие уходят.
Петр (вскрывает пакет). Каково было море?
Абдурахман. Весь обратный путь был ветер зюйд-вест, свежий.
Петр (крякает от удовольствия). Свежий! Эх, хорошо! (Читает письмо, нахмурился, обернулся.) Данилыч… (Абдурахману.) Позови светлейшего. (Встает.)
Выбегают девочки – Елизавета и Екатерина, кидаются к нему.
Елизавета . Папа, вам гореть. Екатерина-дочь. Папенька, вам, вам… Петр (вынимает платок). Завязывай, Лизавета.
Идет с завязанными глазами, девочки со смехом убегают. Появляются Екатерина, Алексей и Меншиков. Петр схватывает Екатерину, целует.
Екатерина . Ой! Это я, Петр Алексеевич… Ох, вижу я теперь, как вы целуетесь с завязанными-то глазами. Кто вас так научил?
Петр (снимая платок). В Карлсбаде одна мадамка, на тебя маленько похожая.
Петр . Да уж где нам, старикам…
Екатерина . Напрасно затеяли, что старики. Молодым гребнем только волосы издерешь, старый гребень лучше чешет. (Смеется.)
Петр (Алексею). Ну что, привыкаешь к нашему парадизу? – Повеселел, вижу, маленько.
Алексей . Приятно здесь, истинный парадиз.
Петр (Меньшикову). Данилыч… (Отходит с ним к дому.) Вот что пишет Матвеев… «Король Карл под видом графа Норда покинул Турцию. В Вене имел свидание с императором и просил денег, и ему дали. После чего под видом графа Норда поехал в Берлин и имел свидание с великим курфюрстом. В Берлине денег ему не дали, но обещали помощь. После чего король Карл тайно проехал в шведскую крепость Штральзунд и там набирает войско».
Меншиков . Мин херц, ничего у него из этого не выйдет… Шведам воевать надоело, и пуще всего надоел им Карл.
Петр . Покудова не будет вечного мира, покоя нам нет ни на море, ни на суше. Не в шведах беда, – в тех, кто за шведами стоит.
Меншиков . Галёр надо строить больше, в них вся сила, иностранцы до этого еще не додумались. Осенью, как шведскому флоту заходить в шхеры, мы его тут бы и взяли на этих лодках.
Петр (Толстому, который с бумагами под мышкой показался из-за угла дворца). Ты зачем?
Толстой . Прости, государь, позволь тебя потревожить. (Показывает глазами на Алексея, шепчет.)
Петр, Толстой и Меншиков уходят во дворец.
Екатерина (Алексею). Что опять нос повесил? Праздник, надо веселиться. Один ты брюзжишь, что худая муха в осень.
Алексей (останавливает ее). Всех ты лаской даришь, всех озаряешь, как солнышко… Государыня…
Екатерина . Что еще? Город тебе на кормление дали, дворец тебе строят… Деньжонок, что ли, нет?
Алексей . Душа изныла. С ума схожу. Спаси, спаси… (Падает на колени, ловит губами подол ее платья.)
Екатерина . Нехорошо так, встань, Алексей Петрович.
Алексей . Спаси Ефросиньюшку.
Екатерина . Кого?
Алексей . Тогда в марте месяце Ефросиньюшку я в Берлине оставил, брюхатую. Дороги были непроезжие, и она занемогла. А Толстой меня торопил. Потом я писал и молил, чтобы ее привезли поскорее… Вчерась она приплыла из Штетина, ее с корабля взяли и прямо увезли в крепость. Толстой ей розыск чинит. Ей, бывало, грубого слова не скажешь, а ее в застенок, на дыбу… Ох!..
Екатерина . Не плачь, перестань… Ох, эти дела… Ладно уж, скажу отцу.
Ольга (появляясь с Антонидой). Не смей, не смей, Тонька…
Антонида . Ты лучше меня знаешь этикет!
Ольга . Царей спрашивать нельзя… Надо обиняком. (Громко.) Ах, я вне себя, ах, я в восторге!
Екатерина . Что вы, дамы?
Ольга . Кавалеры подбивают кататься на парусах, ваше величество.
Антонида . С музыкой, ваше величество.
Екатерина . С музыкой! И я хочу тоже с музыкой.
Она уходит вместе с Антонидой и Ольгой.
Буйносов (осторожно подходит к Алексею). Царевич, нынче ночью князя Вяземского взяли в железо, отвезли в крепость.
Алексей . Мне-то что, – Вяземский мне не друг.
Буйносов . Подьячий Еварлаков привезен из Москвы в цепях. Царевич, не выдавай меня.
Алексей . Я никого не выдавал, зря брешешь.
Буйносов . Бог тебя простит, как ты своих друзей перед отцом оговариваешь… Поп Филька под кнутом помер, знаешь? Юродивого Варлаама, что жил у тебя, на колесе кончили.
Алексей . Отвяжись от меня к черту, пес…
Буйносов . Я пытки боюсь. Донесешь на меня – я со страху наговорю, чего и не было… а чего и было… Помнишь, как ты кричал: «Отцу смерти хочу… Царских министров на сковороде зажарю…»
Алексей . Дьявол, дьявол проклятый…
Буйносов . Слабый ты человек, Алексей Петрович…
Алексей замахивается.
Не те времена, чтобы тебе щеку подставлять… (Уходит.)
Петр (выходя из дворца, вместе с Толстым). Алексей!
есть?
Алексей . Вашей воле я всегда покорен, батюшка.
Петр . Лжешь! Как у лютого змея, душа твоя под человечьей личиной. Молчи, зон, лучше слушай. Я не щадил людей, я и себя не щадил, ибо нужно было много сделать… Что не домыслил, что дурно сделано, – виноват. Но за отечество живота своего не жалел. Ты ненавидишь дела мои… Молчи, молчи, зон… Ты ненавидишь все сделанное нами и по смерти моей будешь разорителем всех дел моих. Более верить тебе не могу. Да и хотя бы и захотел поверить – тебя принудят к оному любезные тебе иноземцы, да свои – бояре, да попы ради тунеядства своего… Говорим мы в последний раз… Помысли ж, как могу тебя, непотребного, пожалеть, – не станет ли жалость отцовская преступлением горшим перед людьми, перед отечеством!
Толстой . Алексей Петрович, по вашем прибытии государь поверил, что вы ему все, как на исповеди, открыли.
Алексей . Все, все открыл… Я всех выдал… Одного запамятовал – князя Буйносова.
Алексей . Батюшка, окажите милость последнюю Дайте мне согласие на брак с Ефросиньей.
Петр . С Ефросиньей?
Толстой . Курьезите!
Петр . Нет, на брак я тебе согласия не дам.
Петр . Нет, и не в монастырь. (Толстому.) Прочти ему.
Толстой (читает). «На розыске жившая с царевичем девка Ефросинья сказала за собой „слово и дело“.
Алексей (болезненно вскрикнул). Сама сказала? Нет! Не поверю.
Толстой . «Вышеназванная девка сказала – царевич-де говаривал в Неаполе часто: „Меня-де австрийский император любит, он мне войско даст, и английский король меня любит, и турецкий султан обещал помочь“. И еще говаривал: „Хотят, чтоб я отрекся от престола, – я любое письмо дам, это-де не запись с неустойкой, дам, да и назад возьму… А мне только шепнуть архиереям, архиереи шепнут попам, а те прихожанам, все обернется, как я захочу… Меня чернь любит“. И говорил еще: „А захотят сослать в монастырь – я пойду: клобук не гвоздем к голове прибит…“
Алексей . И не говорил, и не думал, и во сне не видал.
Петр . Лжешь, зон, лжешь… Сам я не отважусь такую тяжкую болезнь лечить… Посему вручаю тебя суду сената.
Алексей . Смилуйся!.. Поверь в последний раз… Оправдаюсь…
Петр . Стража…
Федька появляется, на нем унтер-офицерский мундир.
Федька . Здесь.
Петр . В железо его.
Алексей . Отец, пожалей! Отец, не вели пытать!
Толстой . Алексей Петрович, об Ефросинье не горюй. Девка была к тебе подослана.