Картина девятая
Сенат. Круглый стол. На стульях сенаторы. Входит Шафиров.
Первый сенатор. Господин вице-канцлер, из-за чего ж нас собрали?
Второй сенатор. Ведь некоторые даже и натощак прибыли.
Первый сенатор. Гадаем и так и эдак.
Второй сенатор. Говорят всякое.
Шафиров . Такое дело, сенаторы… На прошлой неделе был на море туман. Подошел к Кронштадту корабль под имперским флагом. Пушкой вызвал лоцмана. А лоцмана все пьяные.
Второй сенатор. Ай-ай-ай!
Шафиров . Государю в ту пору пришлось быть в Кронштадте. Надел он лоцманскую куртку, шапку и сам повел корабль в Питербурх. А на корабле были имперский посол и один человек, посланный от философа Лейбница. Они ведут разговор между собой, а государь стоит у штурвала и слушает.
Первый сенатор. И что же, они государя не узнали?
Шафиров . В том-то и дело – не узнали. И тут они много сказали друг другу лишнего, глядя на наши форты да на корабли.
Второй сенатор. По-немецки говорили?
Шафиров . Ну, а как же еще…
Первый сенатор. И государь не открылся?
Шафиров . Зачем? Государь пришвартовал корабль у Адмиралтейства и потребовал десять гульденов на водку.
Второй сенатор. И они дали?
Шафиров . Дали пять гульденов.
Первый сенатор. Что же они сказали лишнего?
Шафиров . А вот сейчас услышите.
Второй сенатор. Государь!
Входят Петр, Меншиков, Шереметев и Поспелов, который ставит караул у дверей.
Петр (стоя с книгой у стола). Господа сенат! Нам довелось достоверно узнать о противных замыслах некоторых европейских государей… Мы никогда не доверяли многольстивным словам посланников… Но не могли помыслить о столь великом к нашему государству отвращении. Нас чтут за варваров, коим не место за трапезой народов европейских. Наше стремление к процветанию мануфактур, к торговле, к всяким наукам считают противным естеству. Особенно после побед наших над шведами некоторые государства ненавидят нас и тщатся вернуть нас к старой подлой обыкновенности вкупно с одеждой старорусской и бородами… Не горько ли читать сии строки прославленного в Европе гишторика Пуффендорфия! (Раскрывает книгу, читает.) «Не токмо шведы, но и другие народы европейские имеют ненависть на народ русский и тщатся оный содержать в прежнем рабстве и неискусстве, особливо ж в воинских и морских делах, дабы сию русскую каналью не токмо оружием, но и плетьми со всего света выгонять… и государство российское разделить на малые княжества и воеводства». (Бросает книгу на стол.) Вот что хотят с нами сделать в Европе ради алчности, не человеку, но более зверю лютому подобной… Сын мой Алексей хочет того же. Есть свидетельство, что писал он к римскому императору, прося войско, дабы завоевать отчий престол – ценою нашего умаления и разорения. Дабы государство российское вернуть к невежеству и старине… Ибо даром войско ему не дадут. Воистину не для того мы льем пушки и трудимся иногда свыше сил и жертвуем всем, даже до шейного креста, чтобы все было напрасно… Не войны мы хотим, но мира. Столь много богатств у нас, что на двести и триста лет хватит нам трудиться мирно. Но помнить надлежит заповедь: «Храня мир, не ослабевай в воинском искусстве». Как табун коней в некоем поле, окружены мы хищными зверями, и плох тот хозяин, кто не поставит сторожа. Сын мой Алексей готовился предать отечество, и к тому были у него сообщники… Он подлежит суду. Сам я не берусь лечить сию смертельную болезнь. Вручаю Алексея Петровича вам, господа сенат. Судите и приговорите, и быть по сему… Затемнение.
Там же . На стульях сенаторы. На троне Екатерина. Около нее Меншиков.
Меншиков (начинает cпрашиватъ, указывая пальцем на каждого). Ты? Князь Борис княж Ефимов, сын Мышецкой?
Мышецкий . Повинен смерти.
Меншиков . Ты? Князь Абрам княж Никитов сын Ростовский?
Ростовский. Повинен смерти.
Мосальский. Повинен смерти.
Меншиков . Ты? Князь Иван княж Степанов сын Волконский?
Волконский. Повинен смерти.
Меншиков . Ты? Князь Роман княж Борисов сын Буйносов?
Меншиков . Ты? Князь Тимофей княж Алексеев сын Щербатов?
Щербатов . Повинен смерти.