|
14
В один из июньских дней Александр Левант привез на дачу Василия Алексеевича Налымова. Под липами в безветренном зное гудели пчелы. Нинет Барбош энергично стучала тяпкой на кухне. Дамы умудрились даже стащить с себя пижамы, лежа с папиросками в парусиновых креслах. Повсюду - лень и жаркие голубоватые тени.
Среди полдневной истомы неожиданно раскрылась калитка, за спиной Александра Леванта смеялось одутловатое бритое лицо светловолосого человека, одетого во все новое. Дамы слабо ахнули и понеслись к дому, кое-как прикрывая наготу.
Левант рассердился и начал по-турецки кричать в чердачное окно. Оттуда высунулась перепуганная Фатьма, залопотала по-турецки. Левант с бешенством указал ей тростью на пустые бутылки и на пижамы, оброненные на песчаной дорожке...
- Проклятая старуха! - сказал он Налымову, увлекая его в дом. - Но вы не обращайте внимания на некоторый беспорядок. Мой друг, Хаджет Лаше, снявший эту дачу, в отъезде. Дамы, которых вы мельком видели, - его гостьи. У меня нет времени заняться порядком. Это дом без головы, но здесь можно чувствовать себя не стесняясь. Это - богема...
Он ввел Налымова в небольшой салон, затемненный закрытыми жалюзи, и предложил располагаться на любом из диванов. Присев на подоконник, перекатывал во рту сигару.
- Три дамы, - чтобы сразу вам ориентироваться, - эмигрантки из России. Мой друг, Хаджет Лаше, человек необычайно отзывчивый, подобрал их буквально умирающих от голода на тротуарах Константинополя... Одну из них, кажется, он хорошо знавал по петербургскому свету, - та, высокая, чудно сложенная женщина - княгиня Чувашева... Маленькое создание - это несчастная дочь генерала Степанова, - отец пропал без вести, мать умерла во время эвакуации Одессы. Полная блондинка, если не ошибаюсь, - киевская сахарозаводчица, чудный голос, но до сих пор не совсем пришла в себя от потрясений... Сердце обливается кровью, когда подумаешь, что наделали большевики с нашей Россией... Я ведь тоже отчасти русский, у меня были крупные дела в Петербурге... Помните гостиницу "Астория"? Там я держал постоянные апартаменты. Мой друг, Хаджет Лаше... Кстати, вы не знавали его?
- Не вспоминаю, - ответил Налымов, прислушиваясь к женским голосам, слышным из раскрытых окон наверху.
- Совсем недавно он купил у стокгольмского эмигранта гостиницу "Астория" и еще ряд других гостиниц в Петербурге. Очень деловой человек... И патриот, русский патриот...
Заметив, что Налымов плохо слушает, Левант несколько изменил направление беседы:
- Сейчас мы отлично пообедаем. Нинет Барбош научилась у старухи восточным блюдам. Затем я вас покину на попечение дам. Отдыхайте, флиртуйте. А через несколько деньков займемся делами. Меня очень интересует Тапа Чермоев, - вы с ним близки?
- Пили где-то...
- Великолепно. Затем - Леон Манташев и другие... Эти нефтяные короли - беспечнейшие люди... И понятно: сиди себе и гляди, как из-под земли с божьей помощью хлещут деньги... Словом, об этом в свое время... Идем обедать...
Дамы вышли к столу в белых батистовых платьях. Александр Левант представил Налымова, - его приняли непринужденно, но равнодушно. Обед, в полумраке закрытых жалюзи, начался молчаливо. Левант с жадностью занялся едой. От щек и толстых рук Нинет Барбош, вносившей блюда, дышало жаром плиты. Мадам Мари изнемогала. Мадам Вера по-мужски пила белое вино - стакан за стаканом. Крошка Лили любопытно поглядывала на Налымова.
Отодвинув тарелку, Александр Левант вытер салфеткой лицо и шею.
- Дорогие создания, - сказал он неприветливо, - я оставляю на ваше попечение Василия Алексеевича. Но, если будете его развлекать, как сейчас, он к вечеру сбежит в Париж. Здесь не английский пансион, мои цыпочки...
- Так бы вы сразу и сказали, - мрачным, хриповатым голосом ответила княгиня Чувашева.
Лили неизвестно чему засмеялась, и ее личико с горькими складочками у рта стало молодым. Мадам Мари лениво подняла веки.
- "Нам каждый гость дарован богом", - пропела она и красивой холеной рукой повела стаканом в сторону Налымова.
Он поклонился, под стулом стукнул каблуками.
Мари спросила:
- Вы военный?
- Бывший...
- Какого полка?
Подпрыгивая от беззвучного смеха, топорща локти, он кивал дамам красноватым носом.
Левант сказал:
- Василий Алексеевич командовал серебряной ротой Семеновского полка. Ну-с, давайте о чем-нибудь повеселее...
Но дамы помрачнели от воспоминаний. Княгиня жестко сжала рот, стучала длинными ногтями по скатерти. У Лили увяло личико, будто из него выпустили воздух. Веселья не выходило. Пить кофе пошли в сад, откуда торопливо засеменила Фатьма с приподнятым подолом, полным пустых бутылок и мусора.
Вскоре Левант докурил сигару и уехал. Налымов, поджав ноги, покачиваясь от удовольствия, сидел в траве, потягивал коньячок.
- Слушайте, вы, по-моему, хороший парень, - сказала ему княгиня Чувашева. Теперь, когда не было Леванта, лицо ее стало нежнее, добрее. - Чего ради вы сюда приехали?
- Мой друг Левант находит - мне нужен небольшой отдых.
- Слушайте, давайте по-хорошему... Вам известно, что здесь - притон?
- Княгиня, здесь - очаровательно...
Налымов все так же - со смешком:
- Я писал моему орловскому управляющему, - он чертовски затягивает с деньгами... Не то мужики не хотят платить, - вообще что-то курьезное... Накопились долги, пришлось несколько стесниться...
- ...Ночевать на бульваре, - низким голосом сказала княгиня.
- Как вы угадали? Ночевать на бульварах...
- Воровал... Но не столько стесняло ограничение в еде, как в напитках, представьте... Вы когда-нибудь работали, княгиня, по очистке канализации?
- Работала кое-где похуже...
- На вас надевают огромные сапоги, и вы с лопатой стоите по колени в жижице. В каналах - множество заржавленных булавок, если такая штука воткнется в ногу, вам будет плохо. Но зато под землей я подружился с отличнейшими людьми... Все они отчаянные анархисты, и мне пришлось скрывать кое-что из прошлого... В общем, нужно забыть, что мы жили... Травка, пчелки, коньячок...
- Забыть - умно... Но не так-то легко...
Княгиня подперла щеку, сдвинула мужские брови:
- Перестать надеяться?
- Это такая же глупость, как воспоминания...
Мари и Лили сквозь дремоту прислушивались к их словам. В словах этого человека из мусорного ящика, в его трясущемся смешке, в пропитых водянисто-серых глазах была какая-то жуткая убедительность. Когда Вера повела его показывать усадьбу, Мари сказала в нос:
Лили, лениво болтавшая туфелькой на кончике ноги:
- И он и все мы тут пропадем, как собаки...