|
22
По дороге Левант рассказывал о приключениях с девочками во всех европейских столицах. На круглом щербатом лице Чермоева была спокойная скука, Манташев позевывал, поднося к губам серебряный набалдашник трости.
Желтое солнце низко светило над лесом, когда подъехали к воротам дачи. Здесь стоял наемный автомобиль. Левант необычно оживился.
- Вот это кстати, это - радость... Господа, вы не пожалеете, что приехали...
Гости лениво вылезли из машины. Левант, распахнув калитку, кланялся, приглашал. Сад был прибран. Дам - не видно. По дорожке одиноко прохаживался плотный низенький человек в белой черкеске с серебряными галунами. Левант поспешил к нему. Оба протянули руки, обнялись. И Левант растроганно обратился к гостям:
- Позвольте познакомить - мой ближайший, чудный друг... Поэт, известный писатель, политический деятель, полковник французской службы, кажется бывший турецкий паша, но с головы до пят - русский патриот. А по-нашему, восточному, - благороднейший и умнейший человек, душа общества, Хаджет Лаше...
- Ну, ты все же умерь пыл, - добродушно, с достоинством, с легким восточным произношением ответил Хаджет Лаше. - Ишь сколько надавал мне чинов.
Крепким рукопожатием он поздоровался с гостями.
Налымов поклонился ему издали.
- Ты откуда свалился, Хаджет?
- Прямо из Ревеля, на день задержался в Стокгольме. И завтра же - назад...
- Небось приехал пошептаться с Клемансо? Знаем мы вас, политиков... (Левант подмигнул, своротил нос.) Молчу, молчу, молчу... (Приложил палец к губам, даже пошел на цыпочках.) Простите, хочу узнать, как у нас с обедом...
Он убежал на кухню, крича: "Барбош, Барбош!" (Хаджет Лаше со снисходительной улыбкой вслед: "Весельчак, добрый парень".) Гости сели в парусиновые кресла. Нинет Барбош принесла поднос с горькими настойками, вермутом и портвейном. Налымов незаметно скрылся.
Как он и думал, Вера Юрьевна ждала его в маленьком салоне, где были закрыты жалюзи. Она изо всей силы схватила его за руки, почти прижалась лицом к лицу и - прерывающимся шепотом:
- Это - он, он... Боже мой, как это страшно!..
- Кто он, Вера? Что с вами?
- Хаджет Лаше... (Захрипела.) Это - он, он...
- Ну, хорошо, хорошо... Успокойтесь...
- Не могу... Принеси вина...
- Ты его видел?
Он неопределенно пожал плечами. До чего же человек оберегал свое червячковое благополучие! Ему бы в ореховую скорлупу, в середину ореха забиться от всех кошмаров. Глаза Веры Юрьевны понемногу отошли, суженные ужасом зрачки расширились и даже с юмором следили за шагающим, опустив голову, Налымовым.
- Бабы - сволочи, правда? - сказала она. - То ли дело - без баб... Ты прав - все вздор... Переживем и этот случай...
- В чем дело, Вера? Что у тебя было с этим человеком?
- Не скажу.
- Как хочешь.
Тогда она обхватила колено и засмеялась тихо:
- Знаешь, Вася, в сутенеры ты совсем не годишься. Скажи, почему ты все-таки так цепляешься за жизнь?
- Не знаю, не думал.
- Врешь... Вот когда ты меня потеряешь, - а я долго такого не пролюблю, - тогда тебе будет плохо... Потому что я - последний человек на твоем пути... (Тихо, мечтательно.) И ты - умрешь...
Василий Алексеевич споткнулся, остановился:
- Чего ты добиваешься от меня, Вера? Чтобы я ожил, как весенняя муха между рамами? Но ведь оживать нужно для какого-то продолжения... А у меня его нет. Еще недавно я с величайшим облегчением думал о конце: разумеется, с минимумом болезненных ощущений - это самое желательное. Колесо автобуса или удар ножа в пьяной драке...
- Еще недавно? - тихо переспросила Вера Юрьевна.
- Подожди! У меня был круг каких-то моральных понятий и какие-то устремления... То есть человеческое лицо... Я принадлежал к обществу, которое называло себя высшим... Вместе с этим обществом меня вышвырнули из России... Но этого мало: моральные понятия и устремления и мои и всего этого общества оказались чистейшей условностью... вздором... грязным тряпьем... И целей - никаких. У других - кровожадные планы и надежды вернуть все обратно. Но я устал от крови и ненависти и, главное, ни в какие возвраты не верю... Ты понимаешь меня? Неожиданно появляешься ты... Я сопротивляюсь этому... Я сопротивляюсь больше, чем собственному уничтожению...
- Люблю, люблю...
- Вот это и ужасно. - Он закашлялся и рассмеялся дребезжащим смешком. - Значит, предстоит еще коротенькая дорожка. Весьма извилистая и темная... Ну что ж, любовь моя, - станем жуликами, бандитами или еще похуже.
Вера Юрьевна вскочила, обхватила его голову холодными пальцами.
- Ты - мой, мой, мой... - повторяла, прижимая его лицо к груди. - Кот мой, гаденький мой, страшненький мой... Все теперь вместе, все - вместе... (Она неловко царапала его кожу длинными ногтями, целовала в волосы, в висок.) Устрой, устрой только одно... Хаджет Лаше везет нас в Стокгольм... Устрой так, чтобы быть нам вместе.
- Для чего - в Стокгольм?
Вера Юрьевна не ответила. Он взглянул на нее и сейчас же отвел глаза. Послышалось хлопанье в ладоши и голос Леванта, зовущего гостей ужинать...