|
26
- Я не прошу у вас денег, дорогой полковник, и не посылаю счетов, я работаю ради идеи...
- С удовольствием хочу подтвердить вам, дорогой Хаджет Лаше, что в нас это вызывает чувство глубочайшего удовлетворения.
- Прекрасно... Но вы представляете, сколько стоит организация дела?
- О, разумеется.
- Небольшая сумма, переданная мне генералом Жаненом перед его отъездом в Сибирь, полностью ушла по назначению. Люди, идущие рисковать жизнью, часто весьма требовательны, - посылая агента в Москву, я не торгуюсь.
- Ну, о чем же может быть речь...
- Отвлекаясь от чисто идейной работы, я принужден пополнять мою кассу... Так, сегодня два моих агента выехали в Лондон, чтобы предложить Детердингу вполне порядочную комбинацию.
- Я не сомневаюсь...
- Не в том дело... Детердинг - осторожен, - прежде чем решить, он наведет справки в известном вам учреждении, оно запросит вас... Так вот, я бы хотел рассчитывать на положительный отзыв...
- Я полагаю, что вы можете рассчитывать на меня... Какова сумма куртажа?
- Тысяч сто каких-нибудь...
- О, пустяки...
- Мерси... Дорогой полковник, это не все...
- Пожалуйста...
- За сведения, доставленные мной, я бы хотел одного: чувствовать себя совершенно свободным в своих поступках...
- Я вас понимаю, дорогой друг, но бывают поступки...
- О!.. Господин полковник! Мое прошлое! Мои заслуги!
Хаджет Лаше, потрясенный недоверием, слегка отодвинулся от полковника Пети и глядел на хорошенькую девочку с тоненькими, как у новорожденного жеребенка, голыми ножками, - она бежала за обручем по песчаной дорожке. Хаджет Лаше и полковник Пети сидели на скамейке в Люксембургском саду. Мирно падал лист за листом с желтеющих каштанов. Со сдержанной горечью Хаджет Лаше сказал:
- Сотрудничество возможно только при обоюдном доверии. Взгляды стокгольмской полиции могут не сходиться с моими взглядами, но с Парижем у меня не должно быть недоразумений. У нас общая цель, - зачем же привязывать мне моральный жернов на шею? Или вы мне не доверяете? Тогда - разойдемся.
- Дорогой друг, вы приводите меня в отчаяние...
- Нет, дорогой полковник. Я только хочу сказать: борьба есть борьба. В Париже достаточно злой шутки, чтобы убить человека, в джунглях нужна разрывная пуля. Не забывайте, мы имеем дело с большевиками. Это - люди по ту сторону добра, поджигатели цивилизации. Одни законы для цивилизованных, другие для каннибалов.
- Вы тысячу раз правы, - сказал полковник Пети, осторожно касаясь серповидных усов, тронутых сединой. - Но общественное мнение! Оно капризно, как любовница... Из пустяков оно создает сенсацию... Мы не можем с ним не считаться.
- Общественное мнение! Скажите еще: парламентаризм!.. (Хаджет Лаше стукнул себя кулаком по коленке.) Непонятно, как этот пережиток все же переполз через поля войны!.. И вот вам: большевизм уже на тротуарах Парижа... А здесь все еще болтают о терпимости и почтительно снимают шляпу перед общественным мнением... Я бью тревогу, дорогой полковник! Я утверждаю: спасение Франции, спасение Европы в суровой диктатуре, в терроре... Парламентаризм, - простите за парадокс, - парламентаризм преступен, как секта самоубийц...
развивал тему о здоровом перерождении европейского культурного общества: диктатуру верхушки буржуазного общества в конце концов примут как историческую неизбежность, как спасение от мирового большевизма. Если диктатура будет связана с промышленным подъемом, то и пролетариат, во всяком случае наиболее рассудительная часть его, примирится с господствующими идеями. Остальных заставят примириться.
Пети наслаждался беседой:
Хаджет Лаше пожал плечами и - сухо:
- Я всегда был осторожен.