|
45
После позднего обеда, в сумерках. Вера Юрьевна сидела в шезлонге на, берегу озера. Неожиданно подъехал к даче автомобиль. Это из Ревеля вернулся Хаджет Лаше. Послышались голоса нескольких человек, - с ним были Эттингер, Биттенбиндер, Извольский... Кто-то из них закричал:
- Вера Юрьевна! Княгиня! Ваше сиятельство! Ваше стервятство!.. Эй, Василий Алексеевич, полковник! (Вера Юрьевна не подняла головы, не пошевелилась в кресле, подумала спокойно: "Хулиганы, бандиты, почему ни тиф их, ни пуля не взяли?..")
Автомобиль уехал, четверо вошли в дом. Свет через раскрытое окно лег на скошенный луг. В столовой звенела посуда, хлопнула откупориваемая бутылка, и - затем - раздраженный голос Хаджет Лаше:
- Эти девки жрут тут без меня, как свиньи. Господа, господа, не начинайте с коньяка, - у нас целый ряд серьезнейших вопросов...
Тогда Вера Юрьевна поднялась и неслышно подошла к дому. До последнего слова она прослушала совещание в столовой. Лаше говорил:
- Предварительная подготовка закончена... Лига связала себя круговой порукой с Парижем, Лондоном, Вашингтоном, с Колчаком, Деникиным... - Вежливый голос Извольского:
- Простите, через кого установлены связи с Колчаком и Деникиным?
- С Колчаком - через Юденича, с Деникиным - через генерала Янова... Затем мы связались с эмигрантским центром и крупнейшей нефтяной группой. Теперь я это могу открыть, господа: нами очень интересуется Детердинг... Лига неуязвима... Мы должны перейти к действиям...
(Пауза. И - голоса: Извольского: "Давно пора", Биттенбиндера: "Урра!", Эттингера: "Честное слово, мы уже совершенно без денег, господа...")
- Вот список, пополненный в мое отсутствие генералом Гиссером, - продолжал Лаше. - Мы его обсудим и установим очередь. Первый номер: матрос Варфоломеев...
Голос Извольского:
- В расход...
Эттингер - вскользь:
- С ним придется здорово повозиться...
- Вторым номером - семья народного комиссара Красина.
Извольский:
- А что это нам даст?
- Это даст нам самого Красина...
- Третий - полпред Боровский... Он еще в Стокгольме. Но с ним так же, как и с Красиным, я бы несколько подождал, господа, вернее - я бы не с них начал. Четвертый - это также по политической линии... Я говорю о загадочном лице, недавно прибывшем из России, - нашей разведке он известен под кличкой "в голубых очках"... Имени установить не удалось. Граф де Мерси сказал мне сегодня, что посылал запрос в Париж, и Сюрте ему ответило, что московский агент Сюрте предупреждал о возможности появления в Европе крайне опасной личности в голубых очках...
- Я его знаю, - крикнул Биттенбиндер, - голубые очки - харьковский чекист... Этому молодчику спицы надо под ногти!
- Детали обсудим после... Пятым в списке - Леви Левицкий (удовлетворенное рычание собеседников...) и, наконец, шестой - Ардашев... (Снова одобрительные восклицания.) Эта тройка - Леви, Ардашев и Варфоломеев - не вызовет никаких политических неприятностей, здесь можно действовать без оглядки, кроме того, господа, вы сами понимаете, это вещественно... Поэтому я и предлагаю: начать с этой тройки. А чистой политикой займемся уже во вторую очередь.
Биттенбиндер:
- Браво!
Эттингер:
- Поддерживаю...
Затем - холодный голос Извольского:
- Я не согласен... Господа, прежде всего мы должны оправдать свое лицо... Мы боремся за поруганную и распятую монархию... Мы - братья белого ордена - боремся с большевиками, то есть: с агентами сионских мудрецов, с еврейством в целом и с его прихвостнями - российскими либералами и интеллигентами. Наша цель - вернуть России ее исконную святыню и восстановить золотой век, когда государственный строй был подобен небесной иерархии: народ был покоен и чист духом, высшие силы заботились и пеклись о нем. Крестьянин был сыт, здоров и весел, под отеческой опекой крестьянин истово трудился, имея видимую цель: своего барина - своего отца. В свою очередь над барином стояли высшие силы, и вся незыблемая система осенялась славой горностаевой мантии помазанника. Было легко дышать, легко жить... Так вот, господа, я полагаю, что первый наш акт должен быть чисто политическим. Это наш первый долг, этим мы поднимем себя на моральную высоту и смело взглянем в лицо нашим друзьям... Иначе - Лига разменяется на мелкие операции...
Его перебил рев Биттенбиндера:
- Хороши мелкие операции! У Леви Левицкого полмиллиарда крон на текущем счету...
- Вы меня не поняли, поручик Биттенбиндер, я говорю - мелкие в моральном смысле...
- Ну, это уже тонкости...
Лаше - мягко Извольскому:
должны пополнить нашу кассу... Итак, вопрос о Леви Левицком, Ардашеве и Варфоломееве я считаю решенным... Мой план захвата этих лиц таков...
Налымов проснулся, зажег электрическую лампочку у дивана и стал поджидать Веру Юрьевну.
Внизу в столовой бубнили голоса. Деревянные стены дома резонировали тревожно, будто волны неспокойных мыслей бежали до чердака, уносились в ночь, рассыпавшую августовские звезды над домом.
Налымов подумал лениво: "Совещаются..." Но где Вера Юрьевна? Ему до того внезапно стало жалко ее, что он сморщился и потер грудь там, где тупой болью сжималось пропитое сердце. "Да, братец ты мой... Пора, пора... Довольно, будет. Пора, братец мой..."
Под его постелью стоял чемодан, в нем в скомканном белье, в коробке от мыла, среди бритвенных принадлежностей, грязных воротничков и прочей ерунды - маленький браунинг... Эта его смерть была далеко запрятана, как у Кощея бессмертного.
братец мой, все равно - неизбежно, - не ее, так другую, именно такую. Да, братец, живуч все-таки человек..."
Осторожно скрипнула дверь, вошла Вера Юрьевна.
- Приехали, - шепотом сказала она и села у него в ногах на диван. Лицо ее было жалкое. Зрачки - во весь глаз. - Дождались...
Василий Алексеевич спросил как можно спокойнее:
- Что именно случилось?
- Хочешь, дадим знать полиции?
- Ах, у них все - шито-крыто... У них поддержка повсюду. Все предусмотрено. Они спокойны! Пойми, какие-то фантастические злодеи!
У Василия Алексеевича задрожало где-то в кишках. Осторожно спустил ноги с дивана. У Веры Юрьевны зрачки сузились; она следила за ним, не отрываясь. Да, надо было решать... Дряблая воля, давно отвыкшая велеть, мелко тряслась где-то в кишках... Но понимал: "Прижали вилами - выкручивайся..."
- Вера... Если ты в состоянии, - бежим...
- Куда?
- Не знаю пока еще... Там увидим... Во всяком случае, у нас будет какое-то одно очко... (Зрачки ее заметались.) А здесь они используют тебя и уберут, как ненадежного свидетеля... И тебя, и Лильку, и Машу...
- Я это знаю... Я этого давно ждала... Ведь это же - мясная лавка! Нужно бежать сейчас, - они, кажется, уже там напились... В Финляндию и в Петроград! На границе нас схватят, и мы расскажем все... Я скажу... (Вытянулась, зрачки - как точки...) Господин комиссар!.. Мы бежали к вам - предупредить о кошмарном преступлении... Мы - из шайки убийц. Найдете нужным - расстреливайте нас... Ведь все равно же, Вася!
- Конечно, конечно... Я бы даже так сказал: приятно быть зрителем, но наступает час, когда нельзя быть зрителем... Тут не в опасности, конечно, дело... Но есть предел грязи, мерзости...
- Теперь - практически: бежать, конечно, сегодня, сейчас... Взять только деньги и драповое пальто... Когда доберемся - там уже будут дожди, а в Питере теплого не достанешь. Да! Надень высокие башмаки... А я пойду в столовую и подпою их хорошенько...
- Сам не напейся, Вася...
- Брось!.. И жди меня на шоссе... Мы еще захватим последний поезд в Стокгольм...
Вера Юрьевна молча обхватила его, прижалась лбом, носом, губами к его жилетке. Он отогнул ее голову, растрепал волосы, погрозил пальцем ее взволнованному лицу:
- Нет... Иду...
Дверь в это время толкнули. В комнату вскочил Хаджет Лаше, за ним вошли Биттенбиндер и Извольский. Изрытое воспаленное лицо Хадшет Лаше кривлялось и прыгало, силясь сорвать маску. Бешенство застряло у него в горле, - он шипел, заикался и брызгался. Вера Юрьевна попятилась в ужасе.
Биттенбиндер подошел к Налымову и ударил его рукояткой револьвера в переносье. Василий Алексеевич схватился за голову, повернулся к дивану, нагнулся, - кровь выступила между пальцами. Вера Юрьевна закричала. Извольский сказал с кривой усмешкой:
- Господа, мы слышали все. Прошу вас не покидать этой комнаты... Мы сделаем короткое совещание и вынесем приговор...